Иконка комиссара
Уникальные свидетельства той эпохи мы находим в воспоминаниях архимандрита Иннокентия (Вениаминова), праправнука святителя Иннокентия, митрополита Московского, апостола Америки и Сибири.
Семью Вениаминовых арестовали, когда Ростиславу (Славику — будущему архимандриту Иннокентию) было 14 лет. В бывшей кирхе на окраине Астрахани устроили приемник-распределитель, куда до купола, как сельдей в бочку, набили «вражье семя».
Слава дерзил надзирателям. Его отправляли в карцер. Есть давали селедку, а пить не давали. И так по 15 часов кряду. Ни сесть, ни встать — коленки упираются в стену. Колодец.
Просидел Ростислав Вениаминов в распределителях два года. В его деле были две записи: «член семьи врага народа» (отца и дядю его расстреляли), и «находился на временно оккупированной территории». Находился, когда Кубань, куда его с матерью забросила судьба, стонала под пятой гитлеровцев. Как только советские войска освободили станицу Тамиргоевскую, Ростислав ушел добровольцем на фронт. Был санитаром, вынес с поля боя более сотни раненых бойцов. Солдаты его любили, но не сложились отношения с замполитом. Бдительный комиссар узнал и доложил начальству, что парень пришел с оккупированной территории и что отца его и дядю расстреляли, а мать, как тогда это называлось — «социально чуждая».
— Мерзкое тогда у меня было сердце, грешное, — вспоминал архимандрит Иннокентий. — Хотел стать врачом, хирургом, чтобы убивать всех комиссаров, коммунистов проклятых и НКВДэшников. За себя, за всех, кто страдал, за папочку, за мамочку. Как можно жить с таким сердцем?! Читать далее
Свежие комментарии