Приход храма равноапостольной Марии Магдалины

В подмосковном Звенигороде в Саввино-Сторожевском монастыре на засушенных цветах, лежавших под стеклом иконы Царственных страстотерпцев, появились зеленые побеги. Высушенные цветы были положены под киот еще в начале осени. По словам очевидцев, начиная с января, на этих цветах появлялись отростки в количестве семи штук — по числу мучеников на иконе. Потом один отросток отпал, но не засох Его посадили в землю, и цветок продолжает расти до сих пор.

– Ну, коли так, – сказал игумен Иустин, – я вам тоже расскажу святочную историю и про день рождения, и про начальство. Потому что эта история резко переменила мою жизнь и повернула мой путь к монастырю. Дело было так. Родители мои, вы знаете, работали в Америке. Папа занимал изрядную должность в русском посольстве, но и мать там служила при культурном атташе. Меня они тоже чаяли видеть на дипломатическом поприще. Вот я и поступил в МГИМО. У нас, кстати, много училось детей работников МИДа, коллег и сослуживцев моих родителей. Такая золотая молодежь собралась у нас на курсе. Покупали продукты в Березке, устраивали пирушки. Виски, диски, джинсы, шмотки, кэмел, фарца, девочки, дэнс, покуривали марихуану, были такие, что и покруче, – кололись. Родители у кого где – заграницей, квартиры пустые, флэт с дринком.

Подружка у меня была на курсе, дочка русского посла в Австрии. Жила она с какой-то бабкой, нянькой, теткой, я у нее дома никогда не был. Так вот. Дело было во время зимней сессии. Числа десятого января. Шел я к ней на день рожденья. А поскольку она на Новый Год упала и вывихнула ногу, нес я ей в подарок трость прошлого века с массивным набалдашником в виде головы орла – родители эту вещицу когда-то купили на блошином рынке в Париже.

Настроение у меня было тяжелое, голова мутная, поскольку в этот самый день я завалил экзамен по международному праву у Коловратова, он же был и нашим деканом. Родители меня предупреждали, что он очень склизкий и подлый тип, может подножку подставить, темную устроить – они его знали чуть ли не со своего студенчества. Вроде бы он даже когда-то ухаживал за моей матерью, но получил от ворот поворот, а потом повсюду рассказывал о ней всякий гадости. Короче, они меня просили, чтобы я сдал этот экзамен как-нибудь незаметненько, прополз перед Коловратовым, как уж, прошмыгнул, как заяц, отлежался в иле, как пескарь.

Но не удалось. Взял он мою зачетку, прочитал фамилию, вперил тяжелый взор, пожевал губами – ясно было, что так просто мы с ним не расстанемся. Забросал меня вопросами, каждое мое слово комментировал:
– Чушь-вздор-бред-ересь-понос. – Влепил «неуд». Даже улыбнулся сладко: – Пошел вон! Читать далее →